Сложная мелодия судьбы
Она навсегда осталась певицей любви и верности. Она пела о чувствах и о себе! Ее жизнь – по-своему очень удачная почти до конца – рифмовалась с ее песнями причудливо, странно, порой трагично.
Апрель 1976 года. Колонный зал Дома Союзов заполнен до отказа. На сцене блистает юбилярша. 70 лет жизни и 50 творчества. В первом ряду сидит он, Георгий Епифанов – ее последняя любовь. Их безоблачная семейная жизнь закончилась 12 лет назад. Все это время они не виделись. И вот теперь она опять поет только для него! Стройная, ладная, помолодевшая, она после «Синего платочка» исполняет знаменитые «Встречи», «Записку», «Давай закурим», «Вальс о вальсе», «Немножко о себе». И вот настает черед ее любимой – «Три вальса». Голос звучит ровно и проникновенно. И вдруг посреди песни – провал… «У Зины красивые руки…» – подсказывает аккомпаниатор. Все как в тумане. Она забыла слова!
Концерт закончился триумфом, но после этого вечера Шульженко навсегда вычеркнула «Три вальса» из своего репертуара. Такая судьба настигала одну композицию за другой. Она расставалась со своими песнями, не понимая, что причина не в тексах, которые вдруг выпадали из памяти, а в ее собственной болезни. Но делиться своей слабостью Шульженко не собиралась ни с кем.
Дорогой длинною
Клавдия Шульженко родилась 24 марта 1906 года в Харькове. Флигель на Владимирской улице, в котором квартировала семья, находился на окраине города, в районе, который назывался Москалевкой. Ее отец, Иван Иванович Шульженко, бухгалтер управления южной железной дороги, все свободное время посвящал музыке: играл в любительском оркестре, пел соло в концертах. Особенно хорошо звучали в его исполнении украинские народные песни.
Пела и маленькая Клава. В детских спектаклях, которые устраивались прямо во дворе, она была и Русалочкой, и Пьеро – мальчиков в труппе не хватало. Сцена сооружалась из фанеры, а зрители (жители окрестных домов) рассаживались на принесенных с собой стульях, табуретках, скамейках. При входе в «театр» на маленькой тумбочке стояла кружка, в которую бросали «кто, сколько может» на нужды «театра».
«Я никогда не собиралась становиться певицей, мне просто нравилось выступать. В гимназии Дашковской, где я училась, – вспоминала Клавдия Ивановна, – моим любимым предметом была словесность. Поэтому мое решение отправиться на прослушивание в Харьковский драматический театр выглядело вполне естественным».
«Что вы умеете?» – спросил ее режиссер Николай Синельников. «Все, – ответила 17-летняя Шульженко. – Но лучше всего – петь и танцевать». Ее зачислили в труппу, но серьезных драматических ролей она так и не сыграла. Шульженко вообще не привлекала к себе особого внимания, пока на одном из спектаклей не спела... По окончании романса «Звезды на небе» в зале раздались аплодисменты. К ним присоединились и актеры на сцене… Особенно радовался аккомпаниатор Дуня – Исаак Дунаевский – недавний выпускник Харьковской консерватории. Именно по его рекомендации Клавдия в 1928 году уехала из родного провинциального Харькова в Ленинград, которому в результате отдала полжизни, – «работать в кино-театрах».
В те годы в «кино-театрах», как и предполагало название, перед началом сеанса давали концерт. Программа длилась около часа и включала в себя 2-3 мастеров эстрады и столько же начинающих. Шульженко среди них сумела не потеряться. Однажды на одном из выступлений ее услышал 33-летний Леонид Осипович Утесов, тогда уже известный артист. С этого дня началось их многолетнее знакомство, продолжавшееся до конца его жизни. Вскоре Клавдия получила письменное приглашение на работу в недавно созданный Утесовым Ленинградский мюзик-холл.
О любви не говори…
После успешных выступлений мюзик-холла в Москве, Одессе, Киеве Шульженко была включена в состав сборной бригады эстрадных артистов для гастролей в Нижнем Новгороде. Поезд плелся, останавливаясь на каждой станции. «Бросай ты петь свои пустые песенки для посторонних людей», – вспомнились Клавдии слова жениха – харьковского поэта Ильи Григорьева, брошенные в гневе перед ее отъездом в Ленинград. В знак любви кавалер вручил ей массивное кольцо, которое она с тех пор не снимала.
– Почему у вас на пальце обручальное кольцо, – спросил сосед по купе симпатичный музыкант и куплетист Владимир Коралли.
– Замуж выхожу, приглашаю на свадьбу. Придете?
– Обязательно, но только не в качестве гостя. А в качестве жениха!
И вскоре Владимир сделал Шульженко предложение. Когда Григорьев попытался уговорить Клавдию, или Куню, как ее звали близкие, остаться с ним, Коралли, присутствовавший при их объяснении, выхватил браунинг и чуть не застрелил соперника.
…В следующий раз Шульженко встретится со своей первой любовью много лет спустя, на выступлении в одном из военных госпиталей. Уже выходя из палаты, где лежали получившие сильнейшие ожоги танкисты, чьи лица скрывались под бинтами, она услышала знакомый голос: «Кунечка!» Через несколько часов Григорьев умер…
Поначалу брак с Коралли складывался довольно счастливо, у них родился сын Игорь. «Гоша, Гошенька, Игорь Владимирович, радость моя!» – восторженно говорила Шульженко. Вместе с сыном росли и популярность, и материальный достаток семейства. Однако очень скоро Клавдия Ивановна узнала, что у мужа «есть другая». Новость об измене не сильно расстроила певицу, ведь отношения с Коралли уже давно превратились из семейных в деловые. Да и сама Клавдия Ивановна на тот момент была увлечена. Илья Жак, пианист и концертмейстер оркестра под управлением Якова Скоморовского, не сводил глаз с Шульженко с первой их встречи. «Илюша играл как Бог. А я пела непосредственно для него», – признавалась Клавдия Ивановна. Страсть разгоралась с каждым днем, и влюбленные решили пожениться.
Реакция Коралли на просьбу о разводе была бурной. «Я создал Шульженко как певицу. И не позволю, чтобы ее кто-то взял и увел. Готовенькую!» – кричал он Жаку. Последней точкой стала угроза мужа отобрать сына и отвезти его в Одессу к ненавистной свекрови. Клавдия сдалась, ушла из оркестра Скоморовского, где играл Жак, и перешла в джаз-оркестр под управлением Алексея Семенова. Над оркестром шефствовал Дунаевский, которому она полностью доверяла.
Тогда все были влюблены в джаз, и коллектив, гастролирующий по стране, пользовался огромной популярностью. Вести о наступлении войны застали джаз-оркестр на гастролях в Ереване. Шульженко и Коралли тут же вернулись в Ленинград и добровольно вступили в ряды действующей армии.
Концерт фронту
Ее сценической площадкой становились прифронтовая землянка, форты Кронштадта, больничная палата, деревянный сарай, поле аэродрома, лесная опушка. Но в любых условиях она появлялась на публике в концертном платье и туфлях на каблуках. Однажды Шульженко пришлось выступать в кузове грузовика с откинутыми бортами. Концертное платье надевалось в кабине, а когда артистка залезала на «сцену», сломала каблук. Концерт давала под баян, стоя на цыпочках. Во время выступления произошел налет. Ударили зенитки, раздались взрывы. Певицу буквально столкнули вниз, и кто-то прижал шинелью к земле. Когда дали отбой, Шульженко поднялась, отряхнулась и допела концерт. Но уже без туфель. Это лишь эпизод из биографии Шульженко, таких выступлений было множество: только за 1942 год она дала более 500 представлений в Ленинградской области.
Солдаты отвечали ей благодарностью: писали письма, хранили ее фотографии и пластинки, дарили цветы. А в военное время их можно было достать только на нейтральной полосе с автоматом в руках.
Во время войны Клавдии Ивановне чудом удалось вывести из разбомбленного Харькова гостившего там сына и своего старенького отца. Игорь Владимирович так вспоминает то время: «Мы жили в блокадном Ленинграде в комнате с десятью соседями в коридоре. Мама возвращалась после дневных концертов – их было ежедневно не мене трех – и тут объявлялась воздушная тревога. Не одна за день. После того, как от истощения умер дедушка, маме не с кем было меня оставлять, и она стала повсюду возить меня с собой».
Самая известная песня Шульженко, «Синий платочек», появилась в репертуаре певицы именно в военные годы. До войны это был салонный романс, слова которого – переложение с польского стихотворения – были достаточно легкомысленны. «Синий платочек» исполняли многие, но Шульженко категорически отказывалась, пока во время очередного концерта на передовой к ней не подошел лейтенант Миша Максимов и не предложил для песни новые слова. «Синий платочек» на слова Михаила Максимова в исполнении Клавдии Шульженко стал лирическим гимном войны.
Невероятно, но на премьерном исполнении песни находился фронтовой кинооператор, приехавший снимать выступления актерских бригад. Как потом выяснилось, снимал он в основном тех, кто слушал, а не тех, кто выступал: с таким заданием послала его Студия документальных фильмов, на которой готовилась картина о фронтовых артистах. Через неделю после того концерта Шульженко пришел приказ: «В сопровождении двух аккордеонистов срочно вылететь в Москву для съемок в киноконцерте».
Театр армии, который превратился в съемочный павильон, не отапливали всю зиму. Поэтому оператор после нескольких дублей попросил Клавдию Ивановну встать на светлом фоне, чтобы не был заметен пар изо рта. В черном до пят платье, которое отыскали в театральной костюмерной, Шульженко увидела вся страна в вышедшем в 1942 году фильме «Концерт фронту».
В середине войны Ленинградский фронтовой джаз, в котором работала Клавдия Ивановна, был переведен в Москву. После войны Коралли настоял, чтобы Шульженко переехала в столицу насовсем. Жить пришлось в коммуналке, а когда наконец семье удалось получить квартиру, Коралли ушел к молодой танцовщице мюзик-холла.
Бывший супруг поделил все имущество и срочно разменял их квартиру. Шульженко с сыном досталась комната в коммуналке. Клавдия Ивановна – на тот момент ей исполнилось 50 лет – была в шоке. Звонила знакомым и плача говорила, что не знает, как жить. «Хоть ложись и помирай», – сетовала она.
Прощальный луч
Желание радоваться жизни появилось у нее только через год, после знакомства с кинооператором Георгием Епифановым. Он, хоть и был моложе Шульженко на 11 лет, любил ее уже давно, но, не смея признаться в своих чувствах, лишь посылал поздравительные открытки, подписываясь инициалами «Г. Е.».
Георгий, или Жорж, как его называли друзья, сразу понравился Клавдии Ивановне и тут же получил приглашение в гости. Часа три они разговаривали, пили чай. А потом Шульженко не выдержала и сказала: «Вы, Жорж, вот что: или уходите, или оставайтесь». И он остался. «Это была брачная ночь, которая длилась в общей сложности 8 лет», – скажет потом Георгий.
Расстались они так же внезапно, как и сошлись. Как-то Епифанов обмолвился, как это было: «Мы вернулись домой после какого-то дня рождения. И вдруг она сказала мне такую обидную фразу, которую не прощают… За годы, прожитые с Клавдией, я узнал, что такое рай на земле. И ад. Она была непростым человеком».
Действительно о сложном характере Шульженко ходили легенды. По воспоминаниям сына: «Мама была гордым, независимым человеком и ни перед кем не заискивала. Была прямолинейна, вспыльчива, и никогда не задумывалась над последствиями того или иного своего поступка. Рассказывала, что отказалась от приглашения самого Василия Иосифовича Сталина встречать Новый 1953 год. Настояла на том, чтобы они с Коралли, как и было запланировано, встретили Новый год в ресторане с Утесовым и его женой, Мироновой и Менакером, Лемешевым с женой – милыми, приятными людьми. Коралли за это поплатился партбилетом, а маму, очевидно, спасла от репрессий кончина генсека».
Одним из могущественных врагов Шульженко была министр культуры Екатерина Фурцева. Однажды, прождав час в приемной Екатерины III (как за глаза ее называли), Шульженко вскипела и выпалила высокопоставленной даме о ее дурном воспитании. Довольно скоро министру культуры представился шанс отомстить. После развода с Коралли Клавдия Ивановна пришла просить Екатерину Алексеевну о «неположенной большой жилплощади». «Ничем не могу помочь! Закон есть закон. И вообще, скромней надо бы быть вам, Клавдия Ивановна: у нас таких, как вы, много…» – услышала певица в ответ. Из коммуналки Шульженко удалось выбраться только в начале 60-х. Самой большой ценностью в ее двухкомнатной кооперативной квартире был огромный рояль Дмитрия Шостаковича, который композитор проиграл в карты.
Под конец жизни она неожиданно полюбила слушать свои записи и каждый день ставила пластинку то с «Синим платочком», то с «Давай закурим». Раньше же, когда кто-то, желая сделать ей приятное, заводил патефон с ее песнями, Клавдия Ивановна вздыхала: «Боже, как мне надоела эта Шульженко».
В июне 1984 года певицы не стало. В день ее похорон шел дождь, но, когда гроб опускали в могилу, вдруг выглянуло солнце. На Новодевичьем кладбище у памятника великой артистке чьи-то заботливые руки всегда кладут синий платочек.
