– Священники, как и все остальные люди, ведут себя по–разному. Я, например, по принудительной и унизительной школьной реформе всегда высказывался достаточно громко и откровенно. И сейчас считаю, что ее результатом станет появление этнотрансвеститов, что пойдет во вред всему обществу. Насчет переноса Бронзового солдата православная церковь в Таллине тоже очень даже внятно формулировала свою позицию властям. Но нас просто не стали слушать.

— То есть "сверху" участвовать в решении общественных проблем священникам не запрещено. Почему тогда ваши латвийские "коллеги" молчат на все притеснения своей паствы?

— Я не знаю, может быть, они считают, что принесут больше пользы, не ввязываясь в работу общественных структур и не поддерживая массовые действия. Но имейте в виду, что православная церковь в Эстонии девять лет была вне закона. Государство научило нас отстаивать свою позицию. Оно поставило нас в положение, когда мы были вынуждены выступать в прессе, в международных организациях, устраивать крестные ходы. А вначале–то мы были инертны и, будь все благополучно, сидели б себе тихо и не вылезали из приходской жизни.

В итоге поняли: если ты хочешь, чтоб государство учитывало твои ценности, надо сообщать о них. Мы же считались в стране оккупационной структурой и отказывались регистрироваться на предложенных условиях. Потому что нам надо было нарушить элементарные нравственные основы — плюнуть на всех священников, которые служили при советской власти, и признать их коллаборационистами, раз они были членами оккупационной церкви. В 2002 году нас все же зарегистрировали как структуру, имеющую историческую преемственность.

— А вот если бы не сопротивлялись (так нам теперь советуют некоторые из России), государство бы к вам благоволило.

— Возможно, но благоволило бы как к послушному скоту. Но мы уже имеем опыт порабощения советской властью, и когда после перестройки у нас появился шанс по–новому строить государственно–церковные отношения, а нас стали загонять в то же самое стойло, мы сказали "нет". На эти грабли мы уже наступали.

— А жителям–то церковь нужна?

— Нужна ли человечеству истина, вечная жизнь — это вопросы одного порядка. Другой вопрос, насколько русские жители Эстонии это осознают. Судите сами: по результатам переписи 2000 года, очень многие русские записали себя верующими, православными. В отличие от эстонцев, из которых так много обозначило себя неверующими, что при их солидном численном преобладании в стране над русскими лютеран оказалось лишь ненамного больше, чем православных.

— Но при этом с вами, как в Латвии, власти не считаются.

– Почему же, с нами считаются. Например, зимние школьные каникулы государство специально поставило так, чтобы захватить и католическое Рождество, и православное. Хотя вначале этого не было. Государственными праздниками ни наши Великая пятница, ни Рождество не считаются, но все–таки определенное уважение наших традиций власти демонстрируют. Так что в этом смысле Эстония помягче, чем Латвия.

— Почему так?

— Я не знаю, можно лишь строить догадки. Например, такая: в советское время из трех Прибалтийских республик самой лояльной была Латвия. Но с восстановлением независимости литовцы приняли нулевой вариант, в Эстонии более–менее терпимо, о Латвии я промолчу.

— Но памятник все–таки снесли в Эстонии.

— А вы знаете, как это вышло? Всего двух голосов не хватило, для того чтобы защитить памятник во время парламентского голосования по закону, который специально писался под снос "Алеши". Двое русских людей, депутатов, в момент голосования не пришли в зал. По телевидению потом крутили ролик — запомните их имена: Иванов и Муравьева. Вот отсутствие этих двух русских голосов и решило вопрос в пользу той политической линии, что привела к сегодняшним событиям. А остальные 44% голосов в защиту Бронзового солдата — это что, сплошь русские? Эстонцы! Поэтому говорить, что "эстонцы снесли, эстонцы решили", несправедливо. "Алешу" снесли не эстонцы, а националистически ориентированные люди, ренегаты, из русских.

Есть хорошая сказка. Дровосек зашел в лес с топором, все деревья перепугались, а старый мощный дуб сказал: "Не бойтесь, пока у него нет топорища, он с нами ничего не сделает". Но нашлось одно полугнилое трухлявое деревце, которое согласилось стать топорищем, и весь лес погиб. Не будет "топорищ" — не будет вырубки.

— Верно, но устаревают, видно, библейские постулаты. Какой сегодня смысл, например, "положить жизнь за други"?

— В нынешней системе ценностей нет смысла — в сверхвременной. Потому что отдавать жизнь стоит лишь за то, что выше этой жизни.

— Вряд ли человечество найдет в себе силы вернуться из системы высокотехнологичных удобств назад к христианским ценностям.

— Знаете, я не задаюсь столь масштабными вопросами. Моя задача скромная: информировать о содержании христианской системы ценностей тех, кто хочет об этом знать. Не для того, чтобы навязывать свое мнение — для того, чтобы у них была возможность выбора поступать по совести.

— Держите форпост Святой Руси?

– Получается так. Святая Русь — это ведь понятие не рациональное, это духовная конструкция. По одной из гипотез, "русью" называли сообщество, что собиралось вокруг князя, объединенное идеей православия. В это сообщество изначально входят люди разных национальностей, центр его — Россия, оно воспитано на русских культурных традициях. Так что русский мир везде, где есть русские люди, ведь каждый из нас несет в себе генетическую память о культуре предков.

http://rus.delfi.lv/news/press/vesti/