Благодаря баронессе Катерине фон Гечмен-Вальдек мюзикл в России состоялся как жанр

«Эта идея обречена»

- Как давно вы занимаетесь продюсерской деятельностью?
Первым моим проектом был мюзикл «Метро» в 1998 году. Мне тогда еще не было тридцати. Я только что вернулась в Россию. Приближалась смена тысячелетия, и мне очень хотелось сделать какой-то проект на рубеже веков – показать, что то поколение, от которого будет зависеть судьба страны в XXI веке, – это те, кому тогда было 15 16 лет. Хотелось дать им слово, возможность выйти на сцену, чтобы показать, что молодые люди полны созидательной энергии, страсти и желания что-то менять.
Эту идею никто не воспринимал всерьез. Даже замечательный поэт Евгений Ряшенцев (автор слов многих известных песен, в том числе «Пора-пора-порадуемся…»), будучи влюбленным в мою идею, все время причитал: «Катя, такое удовольствие с вами работать, но ничего из этого не получится». И Дунаевский говорил: «Девушка, эта идея обречена. Нельзя сделать мюзикл в этой стране. Где вы артистов возьмете?» Единственные люди, которые меня поддержали, были мой муж и брат.
По моим подсчетам, бюджет проекта должен был составить 800 тысяч долларов (в результате оказалось – 1 млн. 800 тысяч). Тогда эта сумма казалась чрезмерной. Люди смотрели на меня как на сумасшедшую. Я прекрасно понимала, что могут быть непредвиденные расходы (на этой случай я продала одну из своих московских квартир), а о спонсорах не может быть и речи.
Я начинала проект на собственные деньги. Само слово «мюзикл» на тот момент было хуже ругательства. Жанр был дискредитирован – все думали, что это варьете: голые ноги, чулки, перья… LEFT —>

Баронесса в окружении Triniti .

Я объявила первый всероссийский кастинг за всю историю страны – приходили все, кто хотел, с улицы. По радио и ТВ звучали приглашения на пробы всех желающих сыграть самих себя в первом тотальном музыкальном проекте. На кастинг в Театр оперетты пришло 4 тысячи человек.
В мюзикле были заняты лишь два известных артиста, которые должны были сыграть самих себя – это были Певцов и Серебряков. Гоша Куценко, чья звездная карьера началась с «Метро», сыграл ассистента именитого режиссера. А потом присоединился Филипп Киркоров – он попал на спектакль, заболел им и пришел к нам. Я сказала, что нам он не по карману. «Я буду играть бесплатно, – ответил Филипп. – Потому что это для меня, как Олимпийские игры, – в этом нельзя не участвовать».
То, что произошло после премьеры, было не столько культурным событием, сколько социально-политическим. На сцене был собран и выпущен темперамент поколения. Зрители идентифицировали себя с героями мюзикла. Киркоров говорил: «Это ведь про меня». Наина Ельцина подошла ко мне и сказала: «Спасибо вам большое, я другими глазами посмотрела на своих внуков». Бабушки видели своих внуков, матери – детей, дети узнавали себя. Это был колоссальный прорыв.
Мало того, это был первый раз, когда мы показали, что на сцене можно петь живьем. До этого все мирились с фонограммой, думали, что иначе нельзя. Рыбников сидел в зале и говорил: «Я не верю, это была полная фонограмма. Так люди не поют. Не могут дети без образования так петь два часа». У нас были фантастические хоры. Наша главная героиня стала победительницей «Славянского базара» в том же году.
Мюзикл – это ощущение семьи
RIGHT —>

	Катерина с супругом – на крыше «Петита».

Время работы над «Метро» было самым счастливым в жизни нашей команды. Ребята, которые сегодня играют в «Ромео и Джульетте» и которым посчастливилось начать свой творческий путь в «Метро», разделяют мое мнение.
Ощущение команды, семьи дало атмосферу, в которой создавались все последующие спектакли. Когда есть ощущение общего дела, то все строится иначе. Обстановка, которую удалось создать на «Метро», осталась. Все наши ребята – не просто певцы, артисты и талантливые люди, они потрясающие личности. В людях открывается все лучшее, потому что это коллектив, который аккумулирует позитивную энергию.
У нас был фантастический случай в «Ромео и Джульетте». До последней минуты мы не могли решить, кто будет исполнять главные роли. Кто к моменту премьеры по результатам генерального прогона лучше, тот и выйдет на сцену.
...Джульетта была определена, а Ромео мы не могли выбрать, потому что оба парня были одинаково хороши. Решение принимали за три часа до спектакля. И Андрей Алексадрин, наш Ромео, который приехал на «Новую волну» поддержать своих коллег (на конкурсе «Пять звезд в Сочи» он получил приз зрительских симпатий по результатам sms -голосования), подошел к нам перед спектаклем и сказал: «Пусть играет Эдик. Если я сейчас сделаю что-нибудь не так, я никогда себе этого не прощу». Цискаридзе, который при этом присутствовал, сказал, что такого в жизни не видел – в театре такого не бывает.
Потом был «Нотр-Дам»… Мы играли два месяца подряд, и билеты невозможно было купить. Он побил все рекорды по популярности.
Было забавно смотреть, как звезды «Метро» пробивались в «Нотр-Дам».
И очень многих не взяли. В «Нотр-Дам» попало около 20 процентов артистов «Метро», очень много танцоров (у них была блестящая подготовка), но певцы попали далеко не все. Пришлось бороться за Антона Макарского – французы ни за что не брали. И я, зная его потенциал, даже в Париж ездила, разговаривала с продюсером, чтобы под мою ответственность его взяли. Я понимала, что он будет лучшим, но ему нужно время. И он действительно был лучшим.
Я всех всегда слушаю сама. Если я вижу хоть какой-то потенциал, пока не разберусь, человека не отпускаю.
Паша Максимов в тот момент учился в Институте физкультуры на преподавателя. У него на курсе была девочка-акробатка. Она его пригласила на «Нотр-Дам» (там были заняты акробаты), и Паша заболел театром, стал заниматься вокалом. Через три года он пришел на кастинг «Ромео и Джульетты» и получил роль Тибальда. Блестяще ее играет.
Мюзикл «Ромео и Джульетта» достойно принял эстафету. Это сейчас самый успешный спектакль, идет уже больше года. В нем участвует Николай Цискаридзе, который вернулся на сцену. За две недели до возвращения в Большой прошла его премьера в «Ромео и Джульетте». Он играет Смерть-Судьбу. Французы трактовали это как Смерть, у Коли – это Судьба. Это потрясающая актерская работа. Не балет, а очень сложный пластический современный танец. Но Коля великий артист. Он придал спектаклю абсолютно другое звучание.
Практически целое поколение российских звезд вышло из «Метро» и «Нотр-Дама». Настя Стоцкая начинала в «Нотр-Даме», Света Светикова – в «Метро», Макарский – в «Метро», Паша Майков, герой «Бригады», Гоша Куценко – в «Метро». Мигель с «Фабрики звезд»… Им всем в тот момент было по 15- 17 лет.
- Вы сами решаете, какой мюзикл поставить?
- Конечно. У нас в России роль продюсера гораздо выше, чем на Западе. От продюсера зависит успех или неуспех постановки – и не только от того, какую постановку он выберет, но и от того, как она будет перенесена на сцену. Я убеждена, что простой перенос даже самой успешной иностранной постановки в России бессмыслен. Никто не гарантирует, что профессионалы, приехавшие из-за границы, сделают вам блестящий, качественный спектакль. Именно от продюсера зависит найти верную тональность разговора со зрителем. Если это стало событием, то да, а если просто неплохо, то вы проиграли.
Продюсерство – это своего рода шаманство. Чем профессиональней человек, тем больше деталей он видит. Настоящий продюсер мюзикла просто не может ошибиться ни в выборе постановки, ни в том, какой она должна быть. И всех соучастников процесса нужно поставить в ситуацию, когда они могут сделать только этот продукт и никакой другой.
Театр – довольствие для души

- Откуда такая любовь к музыке?
- Я из музыкальной семьи, у меня актерское образование. Мой прадед был основателем Тифлисской консерватории в царские времена. Несколько поколений моих предков были известнейшими музыкантами, мой дед – один из известнейших виолончелистов, солист Большого театра. Один из его инструментов – виолончель работы Амати – хранится сейчас в Государственной коллекции. Бабушка была певицей, пела американский джаз.
Я выросла в музыкальной обстановке и очень люблю театр. Мне интересно делать театр сегодняшний. Западная технология вместе с русской театральной традицией дают совершенно иной результат, другой градус на сцене. Поэтому наши спектакли сами европейские авторы считают лучшими постановками. «Нотр-Дам» был признан авторами лучшей мировой версией.
Недаром постановщики мюзикла Cats, придя на «Ромео и Джульетту», были так потрясены. За кулисами они сказали: «Ребята, никто в мире с такой отдачей не работает».
Есть или нет музыкальное образование, неважно (я училась в музыкальной школе по классу фортепиано, но не окончила – мы уехали из России в Чехословакию, там я училась играть на гитаре). Театр нужен для того, чтобы человек пришел и испытал катарсис. Мне не интересно просто рассказывать историю. Мне интересно любую частную историю поднимать до уровня притчи. Поэтому мы выбираем мюзиклы масштабные, которые говорят о вечном: о любви и ненависти, о дружбе и предательстве. Это вещи, которые интересует любого, и особенно сегодня.
- Почему вы выбрали актерскую специальность?
- Когда наша семья вернулась в Россию, я отказывалась вступать в комсомол. Пыталась противостоять. Этот строй и российская школа олицетворяли все то, что я не выношу в жизни. Ханжество, уравниловку, отсутствие внимания к личности. Я никогда не любила ходить строем. При лидерских данных очень сопротивлялась давлению. И папа всегда говорил, что перестройка началась специально для меня, если бы не это, у меня были бы серьезные неприятности. ГИТИС был единственный институт, где вначале были туры, а потом выяснялось, комсомолец ты или нет, – можно было проскочить. Это была единственная специальность, которая давала возможность оставаться свободным на рынке труда. Тогда же была статья за тунеядство.
Но началась перестройка, я много снималась за границей. Актрис, перфектно владеющих иностранными языками, практически не было. На съемках одного французского фильма я познакомилась с мужем… Но я всегда относилась с большой дистанцией к этой профессии, особенно в России. Нельзя к ней относиться серьезно. Это всего лишь театр и удовольствие для души. Это лучшее образование, которое могла получить женщина в тот момент для общего развития, – театр, история искусств, история зарубежного и русского театра – замечательное образование.
- После замужества вы оставили актерскую карьеру…
- Да, это был собственный выбор. Более того, сидя на кастинге и смотря на волнующихся артистов, я всегда думаю: какое счастье, что мне больше не нужно это делать. У каждого человека в жизни наступает момент, когда он больше не может быть инструментом. Артист – это всегда инструмент. И сегодня у меня есть счастливая возможность влиять на весь процесс создания спектакля в целом. Я принимаю участие во всем – от написания текста до грима и костюма артистов. Я могу влиять на все этапы создания спектакля. Творческим людям нужно создать такую обстановку, при которой они не могут сделать не так, как тебе нужно.
Работа и жизнь неразделимы

- Где ваш дом?
- Я живу на три страны – между Монте-Карло, Зальцбургом и Москвой. Это идеальная комбинация, это три экстрима, которые идеально сочетаются. Московская безумная скорость и очень интенсивная, насыщенная жизнь, когда я совершенно не отдыхаю. Я совершенно не умею отдыхать. Я такой механизм, который 24 часа подключен к розетке. Мне некомфортно, я не получаю удовольствия от отдыха. Меня раздражают люди, которые говорят, что не работают в субботу и воскресенье. Среди моих партнеров и друзей таких нет. Я получаю огромное удовольствие от того, что делаю. Поэтому работа и жизнь у меня неразделимы.
- У вас судьба Золушки?
- Я убеждена, что судьба у каждого человека складывается так, какой он ее видит. Человек получает от жизни то, что хочет получить. Я не думаю, что история Золушки имеет отношение ко мне, хотя это очень красивая история. Но моя семья всегда была элитой государства, в котором я выросла, и семья моего мужа была элитой государства, в котором вырос он. Этот брак не сильно изменил мою жизнь. Я выросла в такой же обстановке, как и он. Нам очень легко было найти общий язык. Я часто шучу, что, в отличие от его семьи – элиты маленького европейского государства, моя семья была элитой многомиллионной страны.
Мой муж – потомственный дворянин и поддерживает меня во всех моих проектах. Придумывает крупные международные проекты, пользуясь нашими связями в Европе и России, и воплощает их в жизнь. Но делает это скорее для удовольствия. Сейчас он приехал со мной в Юрмалу, в первый раз, чтобы поддержать ребят. Он сидит со мной на кастингах и знает, какими они пришли к нам в первый раз. Ему приятно видеть, какие красивые они сегодня на сцене.
Мы женаты 10 лет. Мне об этом странно говорить, кажется, это было вчера. Я абсолютно счастлива. Считаю, что в том, как счастливо складывается моя профессиональная жизнь, огромная заслуга моей семьи. Это моя главная поддержка, мой главный тыл, у меня нет больше союзников – только мой муж и моя семья.
- Четверо ваших питомцев участвуют в «Новой волне – 2005». Это ваша идея?
- Я считаю, что мы должны дать им возможность состояться под собственными именами, потому что они сегодня известны всей стране как звезды мюзиклов. Их любят как Ромео, Джульетту… Но это талантливейшие, мощнейшие персоны. И эти конкурсы («Пять звезд», «Новая волна») дадут возможность увидеть, какие они на самом деле.
Это была моя идея – участие в «Новой волне», но это было наше общее решение. «Новая волна», на мой взгляд, – даже не конкурс, а фестиваль. Здесь нет соревновательного духа – все ребята живут вместе, друг за друга болеют, они не конкуренты, а одна команда. Им важна не победа, а участие.
Они попали в полуфинал без моей помощи. Это было решение жюри, честного и профессионального. По логике, не может быть у одного продюсера два исполнителя, но их уровень таков, что их просто не могли не взять. Это говорит в их пользу и в пользу жюри. Полуфинальный конкурс был честный. И я надеюсь, что у членов жюри хватит мужества выбирать лучших в финале. Я не хотела бы оказаться на их месте – уровень вокалистов настолько высок, что выбрать невозможно.
- Вы приехали вместе с Triniti и Sofie 18 июля и все время находитесь рядом с ними. Зачем?
- Ребят надо правильно настроить, они должны чувствовать поддержку и быть уверенными в себе, иметь настроение победителей – поэтому я приехала вместе с ними. Ревзин блестяще работает с артистами, объясняет очень точно, но я, как никто другой, понимаю, как каждому из них объяснить, что хочет режиссер. У ребят из Trinitiтяжелейшая задача – они поют втроем, это в три раза тяжелее. Есть масса нюансов, над которыми здесь ни у кого нет времени работать, – мы отрабатываем их сами. Просто я ужасная перфекционистка.